Погружение во мрак - Страница 18

– Гуг, – сказал Иван, придержав приятеля за локоть, – мне надо с тобой поговорить с глазу на глаз. Потом, видно, не придется.

– Понял.

Через три минуты они остались одни в этой мрачной и респектабельной камере. Одни в ловушке для обреченных, на глубине восьмидесяти километров, под свинцовой толщей ядовитой жижи, в изрезанной подводными ходами и туннелями проклятой Гиргее.

– Неплохо устроился, – сказал Иван.

– Не для нас хоромы строили, Ванюша!

Камера и впрямь была просторной, добротно обставленной – мебель последнего поколения с психодатчиками, и тут же старинная резьба по натуральному дереву. Откуда на Гиргее натуральное земное дерево? Витражи, застекленные подки, аквариумы в стенах... Иван вздрогнул. Показалось – вот-вот высверкнут из водной черной толщи злобные кровавые глаза. Он давно здесь, но еще не видал ни одной гиргейской клыкастой рыбины. Наверное, всех повывезли любители.

– Слушай, Гуг... – начал было Иван.

Но Буйный прервал его, потряс рукой перед самым носом.

– Нет, Ваня, это ты меня послушай немножко, а потом я тебя. Есть и еще одна причина, по которой мне бежать нельзя! – Он подошел к стеллажу с огромными фолиантами, сдвинул его, почти без напряжения, нажал на кнопку.

– Ливочка, ты меня слышишь?

– Я давно вас подслушиваю, – прозвучал невесть откуда томный и капризный женский голос, – ну и скушный же вы народ, мужчины, все о делах да о делах, фу!

– Мы зайдем к тебе с Ванечкой, ладно? – спросил Гуг вкрадчиво.

– Нет уж, лучше я к вам! – Голос был низкий, бархатистый.

И сразу же за стеллажом открылась дверца. И из полумрака высунулась наружу женская нога – стройная, темная, в белом сапожке с золотой пряжечкой. Негритянка. Нет, мулатка. Иван не ожидал увидеть здесь женщину. Не место женщинам на подводной каторге, за тысячу световых лет от Земли. Но мулатка была живой, настоящей и необыкновенно красивой. Таких синих глаз просто не могло быть в природе. Иван залюбовался... и забыл поклониться.

– Ты его заколдовала, Ливочка.

– Да? А я подумала, он немой.

– Вы столь прекрасны, что любые слова излишни. Позвольте? – Иван приподнял невесомую узкую кисть и коснулся губами темной кожи.

– Лива отсидела три года, – пояснил Гуг, прижимая красавицу к своему необъятному животу, поигрывая с длинным сиреневым локоном, который будто бы случайно выбился из тщательно уложенной пышной прически. Пухленькие губки, вздернутый носик и безумная синева глаз – ангел во плоти. Нежной кошечкой мулатка льнула к великану Гугу, не стесняясь Ивана. Очаровательница, да и только.

– Она в своем притоне на Двадцать первой авеню одним дождливым вечерком решила свести счеты с прежним любовником. А тот, понимаешь, пришел с пятью фараонами. Пришлось замочить всех шестерых. Две недели она пилила их на куски и скармливала дворовым псам. А на третью соседушка настучала. Ваня, ее приехал брать целый взвод пурпурных касок – с пушками и лучеметами, в бронежилетах, с гранатами и прочей мурой. А она лежала на своем плюшевом диванчике, свернувшись калачиком. И жевала изюм. Дите! Ваня, разве можно эдакое дите совать в каторгу, на зону?!

Гуг нежно поцеловал мулатку в мочку уха. Она ответила страстным горячим поцелуем, прижалась еще сильнее.

– Ну как ее оставишь? – вопросил Гуг извиняющимся тоном. У меня было много женщин, ты знаешь. Но я только думал, что я их любил, нет, Ваня, я, старый трухлявый пень, влюбился в эту девочку и понял, что ничего прежде и не было! У меня нехорошие предчувствия, Ваня, так бывает перед концом, я знаю...

– Типун тебе на язык! – мулатка шлепнула Гуга по толстым синюшным губам. И тут же снова прижалась к животу, мурлыча и потираясь бедром о ногу великана.

– Дай Бог вам счастья!

Иван становился все мрачнее. Надо было действовать сразу, не разбираясь ни в чем, теперь он все больше и глубже влезает в нечто неуловимо-иллюзорное, опутывающее по рукам и ногам. Чувства-с! Каприз! Прочь! Немедленно прочь! Нельзя идти на дела и распускать нюни! Он уговаривал сам себя, но ничего не мог поделать.

– Ладно, Ливочка иди! А то мы все сейчас расплачемся здесь, хором, – Гуг чмокнул мулатку в щеку, подпихнул ее рукой под круглую попку к дверце.

Но красавица вырвалась. Уселась в кресло, закинула ногу на ногу.

– Нетушки! – заявила она совсем томно. – Я должна знать, что вы замышляете. Я еще подумаю, может, пойду да и сдамся вертухаям. Простят! Я еще года три протяну здесь, они меня не шибко давят. Три года – целая вечность!

Иван ухватился за соломинку. Он встал перед красавицей на колени будто в шутку, но вместе с тем и всерьез, снова коснулся ее руки – той самой ручки, что отправила в мирой иной шесть черных душ, а потом день за днем пилила оставленные душами в ее хибаре тела. Нет, Гуг или врал, или это и впрямь необыкновенная женщина. Надо заставить ее, упросить, убедить.

– Вам надо идти к ним, – начал он с горячностью, – надо! Они все вам простят. Нельзя губить такую красоту и так-то молодость! Через год-другой вас переведут на мягкую зону, вы все позабудете, время вдет, законы меняются, вас выпустят, обязательно выпустят, вы заживете новой жизнью, на Земле рай, вас ждут в этом раю, надо только сделать первый шаг, маленький шажочек!

Она резко отпихнула его руку. Пнула белым сапожком в грудь – Иван качнулся назад, но не встал с колен.

– Мент! – она чуть ли не визжала. – Поганый мент! Ты чего сюда пришел, а?! Ты пришел, чтобы оставить Гуга одного, чтобы взять его, да?! Гуг! Это стукач, они подослали его специально, они подсадили его к нам!

Гуг обхватил красавицу руками сзади, из-за кресла, прижал свою стриженную седую голову к ее точеному виску. Гуг был мрачен.